Ноябрь 1920-го. Константинополь встретил их холодным ветром с Босфора. Белогвардейский офицер Сергей Нератов ступил на чужую землю в толпе таких же, как он — проигравших. За спиной остался Крым, дымящиеся пароходы, последние осколки врангелевской армии. Рядом теснились измученные лица, женщины, старики — всё, что уцелело от России.
Он был пуст. Война забрала не просто дело жизни — она смела самую жизнь. Полк рассеян, имение сожжено, письма от жены перестали приходить два года назад. Потом пришло известие о гибели детей. Осталось только это: каменистый берег, чужая речь, горечь соли на губах.
И всё же, когда в лагере беженцев заговорили о необходимости своего человека, взгляды невольно обратились к нему. Стоящему в стороне, молчаливому. Бывшему капитану Нератову. Не потому, что он жаждал этого — просто больше некому было. Так сломленный человек, у которого отняли всё, неожиданно для себя стал тем, за кем пошли другие. Опора для тех, кто потерял последнюю опору.
